Бывают такие решения, при принятии которых тараканы в голове аплодируют стоя.(с)
Запросила Настасья печенюшку, сладкую. Мы сползали до магазина – там счастливо был привоз, вернулись, я поставила мешок на крыльцо, и тут Наська говорит: - Мам, змея. ( надо заметить, что змеи (гадюки, кстати) этим летом нагло расползались прямо по участку, а наша и соседские мелкие бегают зачастую босиком и под ноги, конечно, не смотрят, да и вообще стремновато так ходить – наступишь ещё)
Я, соответственно, змеюку топотом слегка шугаю в сторону леса, а она, скотина, шмыгает под пол душеумывалки. С мыслью «ё-моё, а мыться?» беру жердину и смачно простукиваю пол (решётчатый, к слову). Смотрю – посквозила за бак и к кострищу.
Вышла я из душа, и что-то так обидно стало, что ползёт зараза себе неторопливо, а мы оглядывайся… И хрясь змеюку жердью! Её склинило. Я ещё раз – и торцом шею прижала, пока она в неадеквате. Насте кричу: - Топор принеси! – и понимаю, что сарай-то закрыт, дом тоже, все ключи в доме, а его Настя не откроет, ключ даже я с удара бедром поворачиваю. Говорю: - Иди сюда, держи со всей силы, - и жердь ей передаю. Галопирую до дома, до сарая и с топором в нежной женской руке обратно. Ребёнка ответственно стоит над змеёй враскорячку, прижимает ей шею. Тяп! – и мы торжественно топим гадючью башку в сортире, тушку осматриваем на предмет «тут такие чешуйки, тут этакие, и вот такой узор» и выбрасываем на помойку и идём отчаивать потрёпанные нервы чаем со свежекупленными печеньками.
Детя угрызает эту самую печеньку, глаза у ребёнка несчастно круглеют и изо рта с жалобным писком изымается молочный клык, в печеньке застрявший… Ещё полчаса безутешный и нервонеуспокоенный ребёнок шепелявит и присвистывает, потом полчаса пьёт молоко и следующий час наматывает круги вокруг будильника, подвывая, что хочет кушать-есть-нухотьчтонибудьсожрать!!! А я лопаю печеньки и мне немножко совестно…
Хорошо, что у меня ребёнка зверья не боится, что бы я иначе делала.
Я, соответственно, змеюку топотом слегка шугаю в сторону леса, а она, скотина, шмыгает под пол душеумывалки. С мыслью «ё-моё, а мыться?» беру жердину и смачно простукиваю пол (решётчатый, к слову). Смотрю – посквозила за бак и к кострищу.
Вышла я из душа, и что-то так обидно стало, что ползёт зараза себе неторопливо, а мы оглядывайся… И хрясь змеюку жердью! Её склинило. Я ещё раз – и торцом шею прижала, пока она в неадеквате. Насте кричу: - Топор принеси! – и понимаю, что сарай-то закрыт, дом тоже, все ключи в доме, а его Настя не откроет, ключ даже я с удара бедром поворачиваю. Говорю: - Иди сюда, держи со всей силы, - и жердь ей передаю. Галопирую до дома, до сарая и с топором в нежной женской руке обратно. Ребёнка ответственно стоит над змеёй враскорячку, прижимает ей шею. Тяп! – и мы торжественно топим гадючью башку в сортире, тушку осматриваем на предмет «тут такие чешуйки, тут этакие, и вот такой узор» и выбрасываем на помойку и идём отчаивать потрёпанные нервы чаем со свежекупленными печеньками.
Детя угрызает эту самую печеньку, глаза у ребёнка несчастно круглеют и изо рта с жалобным писком изымается молочный клык, в печеньке застрявший… Ещё полчаса безутешный и нервонеуспокоенный ребёнок шепелявит и присвистывает, потом полчаса пьёт молоко и следующий час наматывает круги вокруг будильника, подвывая, что хочет кушать-есть-нухотьчтонибудьсожрать!!! А я лопаю печеньки и мне немножко совестно…
Хорошо, что у меня ребёнка зверья не боится, что бы я иначе делала.